Иван Сабило - Крупным планом, 2006[роман-дневник]
12 июля. В Санкт-Петербургскую писательскую организацию пришёл факс из МСПС. В нём просьба подписать заявление (для суда), что 13 марта 2003 года в Москве не было заседания Исполкома МСПС, на котором принималось бы решение о продаже части строений «Дома Ростовых».
Конечно, не было. 13 марта мы, сначала в конференц-зале МСПС, а затем в Большом Кремлёвском Дворце, праздновали 90-летие Сергея Владимировича Михалкова.
Его первый зам Арсений Ларионов сляпал дело о якобы состоявшемся в этот день заседании Исполкома, на котором было принято решение о продаже нескольких строений. Подделал подписи его членов, в том числе мою, и продал их по баснословно низкой цене, но и она составила немалую сумму — около 5 миллионов рублей. Фирма, купившая строения, тут же перепродала их. Сейчас ведётся следствие по этой афере, а значит, нужно участвовать в его работе, чтобы вернуть похищенное.
Я подписал, отправил документ в Москву и пошёл на свидание со старшей дочкой Верой. Отвёл её к нотариусу — здесь она оформила документы на совместную с мамочкой приватизацию их двухкомнатной квартиры. Двинулись в поисках кафе-мороженого и вскоре пришли на угол Невского и Караванной, что напротив Дворца пионеров. Вошли в кондитерскую, а здесь и народу немного — жара! — и всё есть: мороженое, кофе, вода. Сели у окна за столик. Она стала рассказывать о своей работе на телевидении в Москве, о сомнениях, о проблемах с жильём и зарплатой, о взаимоотношениях с ведущей «Вестей» Татьяной Александровой, с которой они живут в одной квартире. Всё зыбко, неуравновешенно, правда, обо всём с юмором и едкой иронией. Сказала, что прочитала в «ЛГ» мою дискуссионную статью «Кто спасёт красоту?». Со многим она не согласна, в особенности с тем, что я написал про обделённых вниманием государства детей. Мол, далеко не все дети такие.
— Я разговаривала со своей сестрой Олей и с Танькой Александровой: они тоже прочитали твою статью и вполне согласны со мной.
И так далее, в том же духе: мол, кроме обделённых детей, есть у нас и другие.
— Что я могу тебе сказать? — ответил я. — В своей статье я привёл тебя в квартиру, показал её устройство, убранство, мебель, а ты мне сейчас — не про то, что есть в квартире, а про то, чего в ней нет.
— Да, но я говорю, что в твоей квартире нет стульев.
— Они и не нужны. Их заменяют диваны, кресла, кушетки, банкетки, табуретки и пр. Можно бы заметить их, а также другую мебель, а ты всё о том, чего нет.
— Я говорю о том, что мне ближе, — сказала она смеясь.
Но вот лицо её снова сделалось серьёзным и даже как будто обиженным. Сказала, что ей сложно с матерью. Кроме кучи болезней, одолевающих её, в ней поселилась какая-то мнительность — боится открыть форточку в квартире, день и ночь сидит взаперти.
— Ну, такова жизнь, люди боятся, — сказал я. — Тем более что квартира ваша на первом этаже.
— Теперь я понимаю, почему ты не мог с нею жить, — не обратила она внимания на мои слова. — И понимаю, что именно Галина Фёдоровна смогла тебе стать женой и бабушкой вашей внучки. Мне кажется, ты без должного внимания относишься к ней. Я уважаю Галину Фёдоровну, она настоящая женщина.
— Она тебя тоже уважает, — кивнул я.
После мороженого прошлись до Гостиного Двора. Дочка утомилась меня критиковать. Расстались тепло, как подобает близким людям. Теперь увидимся только в Москве.
Купил билет в Минск и обратно. Поеду к маме.
15 июля. Из Москвы на машине приехал Саша. И сразу на дачу — заберёт бабушку и внучку, и вечером приедут ко мне.
17 июля. О деньгах. Моя пенсия — 3000 рублей. На них сегодня можно купить 30 бутылок водки. Или 18 кг масла. Или 210 батонов. Или проехать 200 раз в метро в Москве, 240 — в Питере. Много это или мало? Для сравнения, в советское время на среднюю пенсию в 70 рублей можно было проехать 1400 раз.
Моей пенсии еле-еле хватит, чтобы выжить, а чтобы жить — смехотворно мало. Кроме пенсии есть кое-какие литературные гонорары. В прошлом году «Неман» за небольшую повесть «Товарная станция» (3 а.л.) прислал 7,5 тыс. российских рублей. Ещё журнал «Белорусская мысль» за статью и несколько коротких рассказов прислал 2,5 тыс. Да, ещё за роман «До выстрела» получил 120 тыс.
В этом году с 1 марта работаю в МСПС — ежемесячно 12 тыс.
Помог зятю купить машину. В банке на моём счёте 65 тыс. Как говорится, «на чёрный день».
Неплохо зарабатывают дети и, что для меня привлекательно, не особенно держатся за деньги. Хотя сказать, что они тратят их на пустяки, нельзя. Страна у нас теперь такая, что честным, а главное, полезным для общества трудом много не заработаешь. И где тут, скажите, «права человека»! Думаю, при таком отношении к людям государство ждут большие проблемы.
В нашей московской квартире предстоит ремонт — тоже обойдётся недёшево. Нужно подумать, что делать с питерской квартирой, ведь мы в ней не живём.
19 июля. Пора увидеться с мамой. Завтра еду в Минск. Позвонил Валентине — Мишки дома нет, он в отпуске. Отлично, с вокзала пойду пешком.
В своих бумагах нашёл Ольгино стихотворение, написанное весной, в мае:
Красивого лица немая власть
Даёт его владельцу мало преимуществ, -
Ведь чтоб красивым человеком стать,
Необходимо красоту искать в других.
Своя же красота бывает только отражённой
Бездушным зеркалом.
Давайте ж будем все
Друг другу зеркалами,
Тогда и красота останется меж нами.
Стихотворение, как мне кажется, получилось. Хотя бы потому, что в нём есть авторская позиция.
21 июля. Минск. Вокзал. 5 утра. Вышел из вагона поезда «Пецярбург- Брэст». Направился к подземному переходу, чтобы в столь ранний час пройтись по улицам родного города и оказаться на Товарной станции, где «милый дом в родном переулке, строгий ряд тополей». И мама.
И вдруг слышу:
— Иван!
Оборачиваюсь — меня догоняет Мишка, муж моей младшей сестры Валентины. Вышли на улицу Дружную, сели в Мишкин «Фольксваген», и повёз нас немецкий дедушка по ещё пустынным улицам.
Вот и дом в родном переулке — двухэтажный, построенный для железнодорожников ещё в 1896 году — об этом говорит табличка на стене. Много раз перестраивался и обновлялся, но по-прежнему сохраняет свою «архитектонику» и количество квартир — 16.
Входим. Встречает меня сестра Валечка, заметно похудевшая, сонная, а глаза улыбаются — рада приезду брата. Обнялись. Иду в комнату к маме — спит ещё. Но стоило мне войти, как тут же открыла глаза.
— Сынок приехал, я ждала тебя.
Маме девяносто третий год. Улыбается:
— Всё, сынок, скоро мне домой. Ты на мои похороны приедешь? Тебе телеграмму дать, что я умерла, или по телефону позвонить?
